продолжение:

НОВЫЙ ГОД

     Миша приехал в субботу вечером с буровой, а мы уже помылись в бане и он в баню скорее пошёл, очень любил в ней париться. Перед обедом сказал:

— Новый год будем встречать вместе: Вася Курус, Алик, АлексеЙ с Галей Пропаловой (у них рос сын, которого нянчила Галина мать, а через 1,5 года они уедут в Ленинград), Костя с Тоней, и мы. Всё куплено к празднику.

Но встретив мой взгляд, пояснил:

— Хозяйка уехала в город к старшему сыну.

    Вечером мы пришли в дом, около печи хозяйничала соседка, а в передней сидели за столом и весело смеялись ребята. Когда мы сели за стол около дверей, я почувствовала на себе взгляды. Тоня с Галей хихикали, а мне было неудобно. Я даже руки не протянула к столу, избегала встречных взглядов. В комнату пришла весёлая парочка, они привлекли к себе внимание других, а я шепнула Мише, мне пора домой и скорее вышла из дома, но Миша догнал меня недалеко от крылечка и отдал в руки бутылку водки, мол твоя доля и обратно в дом. Весёлая пара — Юра Кощеев и Нюра Ларионова, ещё в конце июня они пришли к нам домой, но я не хотела их видеть, у меня тогда болела голова, а смех просто раздражал. А теперь вновь их увидела, но не завидовала.

    Дома, покормив дочку, уложила спать. Мама с тётей с ней сидели, а я пошла за Мишей. Когда вошла в дом, там была тишина. Но, встав на пороге дверей в переднюю комнату, увидела Васю и Алика и спросила:

— А где Миша?

Ребята молча переглядывались, а я молча наблюдала за ними, потом ответили:

— Ушли.

— С кем?

Но, не выдержав моего взгляда, сказали:

— С Альбиной.

     У меня широко распахнулись глаза от удивления. Повернувшись, заметила в углу занавеску, которая закрывала одежду, а внизу сундучок. Подошла и села на него, а край занавески закрывал моё левое плечо. Ребята встали на пороге, где я стояла и с интересом наблюдали за мной, но им кулак правой руки показала, чтоб молчали. Через минуту распахнулась дверь в комнату и на пороге появился Миша с улыбкой до ушей. Он смотрел на ребят, а я встала и через три шага оказалась напротив его. Увидев меня, улыбка исчезла. Я толкнула руками его в живот и он, не удержавшись, отлетел к открытой в коридоре двери, ударившись об неё. Я перешагнула высокий порог, хотела сделать шаг, как Альбинка из-за двери шмыгнула в комнату. Я бросила в спину:

— Сука.

     А Мишу схватила за рукав и толкнула изо всей силы на крылечко, но он не смог удержаться там, кожаные подошвы на туфлях заскользили по обледенелым доскам и, слетев по двум ступенькам, упал на четвереньки за два метра от них, на расчищенной дорожке. Я подошла к нему и тихо сказала:

— Поднимайся и шагай домой, там разберёмся.

     Но, увидев ребят на крылечке, замолчала. С минуту или две Миша начал подниматься. Встал, поднял шапку, которая лежала рядом, надел на голову, руки засунул в карманы полушубка и зашагал мимо ребят без слов, а я за ним по пятам. Миновали проулок и, завернув за угол нашего старого дома, стал показывать мне свой гонор, мол пойду на буровую и т.д. Спрятав свой гнев внутри себя, тихо сказала:

— На буровую поедешь завтра, а теперь — домой к дочери.

   И зашагал быстрее, ведь на ноги стали замерзать в летних туфлях, а дочь любил больше всего. В избу вошли, тихо разделись. Тётя на кровати лежала, мама на печи. Было половина второго ночи, я быстро расстелила полушубок на полу, положила подушку и летнее одеяло и сказала:

— Спать будешь здесь.

Забрав Свету на кровать, спокойно пролежала до утра. В семь часов Миша умывался, а мама говорит мне:

— Галька, накорми Мишу-то.

— Обойдётся.

    Зло ответила я, а он, услышав мой голос, быстро надел валенки, шапку и схватив полушубок, выскочил из дома. Вскоре мама ушла на ферму. Я покормила дочь, положив её в кроватку, поставила самовар. Тётя дотапливала печь, но ни слова не спросила. Когда управились, поставили на стол самовар и сели с ней чай пить, но молчание нарушила тётя:

— Скажи, какая кошка между вами пробежала?

— Альбинка.

Я всё ей рассказала, она внимательно на меня посмотрела и сказала:

— Ты всё правильно сделала. Не бегай за мужиком. Пусть он побегает, тогда жить будешь. При людях не показывай свою слабость, особенно слёзы, они этого только и ждут. А у тебя сильный характер и сама во всём разберёшься, только матери ничего не говори.

В 10 часов к нам пришёл Юра маленький, поздоровался и позвав меня, попросил в долг 20 рублей. Когда дала ему деньги, спросила:

— Хватит?

Он кивнул головой, попрощавшись, ушёл.

    Про эту историю узнаю от Миши через полгода: «… собравшись вместе, ребята решили выпить, но денег ни у кого не было, тогда Миша сказал, что у Гали есть деньги, но ему их не даст. Предупредил, чтобы пошёл просить в долг тот, кто не был на вечере. Вот они и отправили Юру...».

    В свободное время читала книгу, когда Света спала. Неделя промчалась быстро. В субботу мама вытопила баню, я пошла с дочкой. А мама несла следом тазики, веники и т.д. Баня принадлежала Ольги, топилась по-чёрному. В бане было светло от большого окна, чисто — мама всегда мыла полати, широкую и узкую лавки, пол и предбанник, он был тёплым и чистым. Положив дочку на широкую лавку, развернула её и сама разделась, а мама сняла верхнюю одежду, налила воды в тазики и поставила на полати. Я с дочкой села на полати, не торопясь спокойными и равномерными движениями растирала податливое тельце ребёнка, она слушала мои ласковые слова и молчала. Напарив и сполоснув тёплой и чистой водой, завернула в простынку с одеяльцем, а потом в ватнее одеяло, покрытое тёплым платком, чтобы не испачкать белый пододеяльник, отдала маме, которая всегда носила свою внученьку домой, где её ждала другая бабушка. Мама возвращалась в баню, чтобы помочь мне. Вернувшись из бани, тётя отправлялась в неё, где её ждала мама. Через некоторое время заурчал вездеход и послышался стук падающих чурок. Миша вошёл в дом с сияющей улыбкой, раздевшись хотел обнять меня, но его остановил мой голос:

— Не прикасайся.

Он к кроватке. Я зло сказала.

— Не подходи.

— Галя, я по вас соскучился за неделю.

Прошептал он в растерянности.

— Пока не отмоешься, к дочери не подойдёшь.

     И встала перед кроваткой. Он хотел что-то сказать, но в это время пришли мама с тётей, я указала на бельё, которое лежало на кровати и он ушёл в баню на два часа. Домой вернулся спокойный, боялся сказать лишнее слово. За ужином с ним больше говорила мама, а мы с тётей помалкивали. Ночь прошла тихо. Утром нажарила картошки с грибами, Миша её очень любил. Завтраками втроём, мама уже ушла на ферму. Потом тётя собралась к кому-то в гости. Мы остались одни в доме. Перепеленала Свету, Миша подержал её за ручку, поносил на руках, а потом поела и уснула на моих руках. Я положила её в кроватку, а Миша не спускал с меня глаз. Зло прошло, но обида осталась и она точила меня изнутри. С Мишей помирились и он сказал мне:

— У меня с Альбиной ничего не было. Пошёл с ней ради интереса, она не в моём вкусе. Когда жили на первой квартире у Лешуковой Марии Васильевны, я часто ходил к ребятам в их дом, но встретив тебя и, обозвавшая меня сопляком и ушедшая не покорной, вошла в моё сердце, как заноза, от которой я не мог избавиться. Стали спрашивать у хозяйки, туда часто приходила Степанида, но Васильевна сказала, что у Ирины Васильевны растёт хорошая трудолюбивая дочь и плохого про неё не скажу, а про Альбинку ответила, что сами всё узнаете. Приехали через месяц, Васильевна сказала, чтобы искали другую квартиру, она ждала гостей. Как-то весной заболел и день пролежал в кровати, хозяйка грела самовар семь раз, потому что одни уходили, другие приходили. Миша с Сашей Кузнецовым перешли жить около фермы к Алику, а ребята — кто-куда. В октябре в последних числах Костя перешёл жить к Тоне, а я на его место, потому что Ирина Васильевна попросила её. Я знал о тебе всё, Валя обо всём мне говорила. В палатке, когда горят дрова, тепло, а под утро — замерзаем, быстрее растапливаем буржуйку. Вот Вася Курус рассказал, что Альбинку выгнали из интерната за распутство. Когда мать уходит на ферму, то она залезает к нему в постель, заменяя мать.

     Меня всю передёрнуло от этих слов. В семье наступил мир и покой. Но, проводив Мишу на буровую, я спалила всё его нижнее бельё, не прикасаясь к нему руками и на душе стало легко.

   Отправила Дине деньги за пошив, ещё добавила и попросила купить Свете шапку. Зелёное плюшевое пальто с белым воротником купила в магазине, потом красный шарфик. Мама любила оставаться с внучкой, а я покупала продукты или что-то из вещей для Миши и себе. Январь закончился, а в ферале Миша сказал мне, что Юра уехал домой и не вернётся больше в Койнас. А я с горечь произнесла:

— Пропали мои деньги.

Но Миша промолчал. Днём, оставшись в доме с дочкой, скучать не приходилось. Книга увлекала меня своим сюжетом, где горцы — особенный народ.

    В марте стало ещё интереснее. Света на кровати, лёжа на животе, ползла задом, а если уткнётся носиком, начинала плакать, но на моих руках от ласковых слов прекращала плакать и всем дарила улыбку. Бабушки её любили, а Миша не спускал с рук в выходные дни, а она награждала каждого своей милой улыбкой. На 8 марта я купила серый в мелкие цветочки ситец и подарила маме и тёте на платье, но сшить их мне не удалось. Получила от Дины бандероль, в которой были вещи для Светы, но на двухлетний возраст: тёплая кофточка, костюм-ползунки, полосатая кофточка и бордовая шапочка. В нашей семье не было споров, а Миша всегда обожал нас с дочкой, мама и тётя уважали его, не делали замечаний. Зато других злило, они не понимали, что нашёл во мне Миша, и старались разрушить наш союз. Меня не интересовали чужие люди, семья была на первом месте. Мише доверяла, он для меня стал ближе, чем мама с тётей, делала всё, чтобы дочь не испытала мою участь в жизни.

   Нюра Ларионова в марте родила сына. Назвали Серёжей. А её старшая сестра Светка приехала осенью 1965 года из Архангельска (выслали за разгульную жизнь), работала и все ребята из экспедиции ходили к ней. Она снимала комнату в жёлтом доме, рядом с родительским. Николай был вторым ребёнком в семье, но в малолетстве попал в колонию, а за Нюрой были две сестры и брат Павел. В марте Миша купил подарок и сказал:

— Пойдём к Светке на день рождение.

   Когда мы пришли, то пир был в полном разгаре, но хозяйка держалась уверенно. В первый и последний раз я её видела. Она подарила мне фото, которое я отослала Дине в родословную. Из женщин были я и она, а остальные — мужики. Меня взяла брезгливость от пьяных рож. Немного посидев, не прикасаясь ни к чему, я шепнула Мине, что схожу домой. Побыв дома, накормив дочь и уложив её в кроватку, пошла за Мишей. В коридоре, не услышав шума, я осторожно открыла дверь, но в полумраке едва разглядела, что пьяные ребята спали во круг стола, а на кровати сплелись четыре тела и лежали без движения. Я выскочила, как ошпаренная, на крылечко, ухватилась за стойку, чтоб унять дрожь в теле от увиденного ужаса. А по дороге шли трое ребят и направились к крыльцу, среди них был Миша. Спросил с испугом:

— Галя, тебе плохо?

Я взяла его за руку и тихо сказала:

— Пойдём от сюда.

Мы пошли домой, по дороге рассказала, что увидела. Он с улыбкой проговорил и обнял за талию.

— А мы ходили до реки и обратно. Успокоилась?

— Да, когда увидела тебя на дороге.

ОТЪЕЗД НА БРЯНЩИНУ

    В конце марта Мише пришло письмо от сестры Насти, где она написала, что мать с бабой болеют и просит его вернуться домой. В начале апреля пришло другое письмо, в котором она умоляла брата пожалеть мать и бабу, которые очень больны и хотят видеть его. Сердце Миши дрогнуло и он решил вернуться на Брянщину. А тётя его поддержала:

— Вам здесь жить вместе не дадут.

    Я согласилась с тётей, понимая, что мы мешаем ей в доме. А у мамы есть сын, которого она часто вспоминала, в письмах друг другу писали о новостях, о семье, о Свете, о службе и всегда просил беречь Светлячка. Он скучал по ней и я послала ему фото «мама со Светой». Стала готовиться к отъезду. Отправляла посылки с вещами, оставляя при себе то, что мы могли взять с собой. Однажды пошла в магазин, чтобы купить Свете войлочные сапожки, но их не было. Зато встретила маленькую женщину, которая поджидала меня около дверей:

— Галя, может тебе коляску купить?

Тихо сказала она, а у меня дрожь по телу пошла.

— Не надо, мы скоро уезжаем.

С прищуром в глазах ответила я и быстро ушла из магазина. Когда ходила в школу, то жена моего отца не замечала меня, а теперь решили помочь. Но я в них не нуждалась, они для меня не существовали.

     В один из вечеров к нам пришёл Вася Курус и позвал в коридор для разговора. Я накинула на голову большой платок и вышла, он стоял в тени около открытой двери, а лунный свет освещал меня.

— Галя, Юра передал деньги.

Протянув на свет руку, в которой были две десятки. Взяв их, тихо ответила:

— Спасибо Вася, а я про них думать перестала.

И улыбнувшись, ещё раз произнесла:

— Спасибо.

— Иди в комнату, а то простынешь.

    И быстро ушёл. Тёте сказала, что Вася принёс деньги от Юры. Когда Миша приехал на выходной, я ему сказала, что Вася принёс деньги от Юры, но Миша промолчал. Мангутов не раз с ним разговаривал, чтобы он поработал до осени, потом направит его учиться на мастера, получит в Ленинграде квартиру:

— Подумай хорошо, у тебя молодая жена и дочь.

    Но он не слушал людей, начальника, который желал ему и для его семьи добра, а верил в сказку про болезнь, сочинённую сестрой и матерью. Про эту историю я узнаю через два года. Я купила Свете сапожки, варежки, но не пришила их к резинке и не продела в рукава, в дороге потерялись. Света росла спокойной, весёлой девчушкой, на всех смотрела внимательно, но улыбку дарила только близким людям.

    Приехали Тамара с Дием и увидев на её голове голубой шерстяной платок, попросила обменяться. Платок нужен Свете под шапку. Тамара, сняв его, протянула мне и сказала:

— Галя, пусть будет подарком от меня.

Дий злобно посмотрел на неё, я назло зятю ответила сестре с улыбкой:

— Спасибо. Принимаю твой подарок.

    Около дома простилась с мамой и тётей. Уехали на вездеходе до вертолёта, на котором летели до Лешуконска. Когда из него вышла, то голова долго шумела. Из Архангельска летели на ИЛ-18, где стюардесса велела положить ребёнка в кроватку с сеткой, привинченную к стене, отделяющей пилотов от пассажиров. Из Ленинграда приехали в Павловск к Дине, они жили в общежитии в одной комнате. Виктор Иванович познакомился с Мишей и очень был рад этому. Потом они проводили нас на поезд до Гомеля, приглашали в гости. Миша в Ленинграде купил мне позолоченные часики, зелёное осеннее пальто и белые туфельки на каблучке. Виктор Иванович водил нас в Павловский дворец, а Дина осталась дома со Светой. Без её присутствия я видела Виктора Ивановича совершенно другим человеком: расслабленным, много знающим, если его слушали и не перебивали. Но сестре ничего не сказала о своём открытии.

ЭПИЛОГ

    Юра Кощеев с Нюрой уедут жить в Ярославль, но семья распадётся, Нюра любила вольную жизнь и не щадила Юру. Не прожив и года она уедет в Койнас с сыном, а Юра любил Серёжу больше всего. Он вернётся к ней, будет работать в экспедиции, но семейная жизнь окажется горькой. В 1969 году он утонет в реке Мезени. Нюра останется с тремя детьми. Серёжа после Армии уедет в Тюмень, будет там работать и заберёт к себе мать с младшими детьми.

    Её сестра Светка от разгульной жизни и пьянства умрёт в 1970 году. Вся семейка — это младшие сёстры: Маша и Зина в расцвете лет покинут этот мир.

     Вася Курус в феврале 1966 года перейдёт на другую квартиру, где будет жить один в комнате, но Альбинка и туда доберётся. Он вёл себя как одинокий волк, приближая к себе самок из хищной породы, которые не приносили приплода. Потом станет жить с одной из них, но семьи, о которой мечтал, не получится и утонет в реке Мезени в 1969 году.

                                                                                                                                                 Соловьёвка 2007-2010 гг.