Пятница, 29.03.2024, 08:43
Приветствую Вас Гость | RSS

Елена Кадралиева

Меню сайта
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 427

Каталог статей

Главная » Статьи » Книги Медведевой Галины Николаевны

книги Медведевой Галины Николаевны

продолжение:

НЕНЬГА

 

   После окончания первого класса мама отдала меня в няньки Нюре Ждановой, у неё была двухлетняя дочь Надя. Жила и работала на местном участке Неньга. Участки от лесхоза находились за рекой: один — в 8 километрах, другой — за 15 километров. Через реку плыли на лодке, а вода была тёмной и редкие волны бились о борта. Немного отошли от берега и появились большие, разросшиеся кусты. Далее по сторонам дороги рос густой, высокий сосновый лес. Лесную тишину нарушал ветер, от которого вершины деревьев качались и издавали шум. Так мы прошли 8 километров, свернули вправо от дороги и через 200 метров перешли небольшой мостик через ручей, рядом проезжала подвода.

    За мостом была большая поляна, на которой стояли рубленные дома: большое здание — общежитие, другое — для семейных, небольшое — для магазина, где продавались продукты и промтовары, а чуть дальше, на изгибе ручья стояла баня.

    Тётя Нюра уходила в 8 часов на работу, в обед приходила на 1-2 часа, а вечером в 6 часов была уже дома. Каждую субботу мылись в бане. Продавщица Ульяна привозила товары в начале недели, но водки никогда не было. Тётя Нюра закупала побольше сухого молока в трёхлитровых жестяных банках. Когда его кипятила на электрической плитке, всегда показывала мне, как это делать. Чтобы вкуснее было — нужно добавить сахар. Со мной обращалась, как с дочерью. Детей на участке было мало. Мы с Надей днём побольше гуляли на поляне, около домов. В солнечную пору смотрели, как плавали в ручье мальки рыб. Комната была небольшая, в два окна. В углу — печка-столбик, полки на стене, стол, табуретки, кровать. Я спала с Тасей на чердаке под ситцевым балдахином от комаров. Тётя Нюра сама шила на ручной машинке. Первое платье из тёмно-красного в мелкий цветочек ситца было пошито в начале августа, а потом — уже из чёрной саржи для школы. Два раза ходила в село с неохотой — приезжала сестра Дина с семьёй. Так прошло всё лето, но в памяти осталось самое лучшее.

    На другой год на три месяца мать отдала меня в няньки к Тасе, её дочке Любе было около восьми месяцев. Вновь жили на участке в знакомой мне комнате. Её муж, Семён, был на курсах шофёров-трактористов. Приезжал на Неньгу редко. Местность знакомая, но люди другие. В доме жили 4 семьи: Герман (бывший муж Таси) с женой и её сестра, детей не было; в третьей комнате в семье были две девочки 5 и 3 лет. Их мама была в декретном отпуске, ей тяжело было ходить из-за большого живота, она всегда просила меня присматривать за девочками. Через месяц она родила мальчика и приехала на участок. У неё была ножная швейная машинка «Чайка». Она очень хорошо шила на ней. Когда Тася купила белый в зелёный мелкий листочек ситец, то она сшила мне в благодарность платье-полусолнце, с короткими рукавами, ворот — сердечком. Тася ничего лишнего не покупала. Один раз я взяла у продавщицы 250 г сухого молока и вскипятила в кастрюльке, как учила тётя Нюра, но вечером Тася сделала мне выговор. Больше я ничего без спросу не брала. Один раз за лето сходила в село, но заигралась с подружками и опоздала вернуться вечером вместе со взрослыми. Утром в 5 часов прибежала к реке, дядя Степан перевёз на лодке через реку и я бегом бежала всю дорогу. Тася с Любой на руках встретила меня за мостиком. Больше в село не ходила. В августе стали разбирать дома и перевозить в глубь леса за 1,5 километра, там построили новые дома. Здесь остался один дом для семейных до осени.

    Домик перевозчика стоял недалеко от берега, за ним — крутой песчаный обрыв, на котором росли низкорослые сосны. В домике была одна комната в три окна и узкий коридор, печка-плита, кровать, стол, скамейки, полки на стене. Попов Степан и его жена Виринея Петровна — весёлая, задорная хохотушка. У них был маленький сын Вася, который спал в подвешенной к потолку люльке. Плата за перевоз — 20 копеек в одну сторону.

    На третье лето попала в няньки к Тасиной сестре Нюре, сыну её было около двух лет. Новое место проживания оказалось особенным. Дома стояли вразброс друг от друга, но рядом было болото, куда запрещалось ходить детям. Около него построили небольшой завод, где гнали чёрную смоляную жидкость, которую сливали в деревянные бочки. Также была мастерская, где делали бочки. На участке рабочие работали круглый год, там же работали и высланные из городов. Семейные женщины — это сезонники, которые с 20 мая срезают кору вместе с древесиной в виде листочка от земли 30 см, а вверх до 3 метров, оставляя на дереве 1/3 окружности коры больших сосен. Каждая рабочая на своей делянке имела 300-500 деревьев, за день должна сделать по одному ряду среза на дереве, чтобы выполнить норму. Смола выступала на свежий срез, образуя густую слезу. В сентябре смолу соскребают в бочки и отвозят к реке для погрузки на баржи. Потом деревья спиливают, где без коры увозят на завод и распиливают на метровые чурки, их раскалывают молотом на 6-8 частей и складывают в 2 бочки. Подвешенные бочки плотно закрывают крышками, поворачивают на сильный огонь. Когда жидкость перестаёт бежать в тару, то бочку отводят в сторону, снимают крышку, высыпают из неё тёмные палки, которые рассыпаются на угли. Этим углём греют остальные бочки. Работа тяжёлая и опасная. Остальные верхушки деревьев пилят на дрова, но много остаётся в лесу.

    Два месяца я прожила на участке за еду. Нюра с мужем работали в разных местах. Её дочь жила с бабушкой в селе, а также дочь Таси — Нина. 1 августа вечером зашёл в комнату Семён и сказал Нюре:

Я забираю Галю и отвезу её в село. А вы с сестрой — сами разберётесь.

    Он был высокий и худой, а когда нервничал, то спорить с ним нельзя. Но причину объяснил: его матери сделали операцию — аппендицит в Лешуконском, бабка Анна дома за хозяйством (корова, овцы) смотрит. Тамаре не с кем оставить Вовку на участке, велела срочно привезти сестру. Мы с Семёном пришли к реке в сумерках, но дядька Степан приплыл на лодке и забрал меня. Он легко работал вёслами, а вода убегала вниз по течению. На берегу сказала ему «спасибо» и скорее пошла домой.

 

ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ (продолжение)

    Однажды, придя на выходные, узнала, что к бабе Клавдии приехали дочери из города. Я пошла в их дом. Войдя в избу, стала у порога. Три женщины — Руфа, Елена и Татьяна — со смехом разглядывали малыша, стоявшего в кроватке. На меня взглянули с таким презрением, что я скорее ушла. Антонова Клавдия Егоровна была второй женой Саукова Павла Андреевича, который растил дочь Фаину лет 6-8 и сына Евгения двух лет от первого брака. Она совершила зло, чтобы не было пасынка, не задумываясь, что Божья кара ляжет на всю семью. Павел жил зажиточно: большой дом с поветью и взвозом, по которому возили сено на санях, запряжённой лошадью, а также две коровы, много овец. Жили в большой, разделённой на двое комнате. Неродные дети ей мешали. Потом появились свои: Руфина, Елена, Татьяна и сын Анатолий. После смерти сына, Клавдия стала тихой, нелюдимой и молчаливой. Старшие дочери жили в Архангельске. Татьяна работала на ферме дояркой, а Толя учился в школе. У Руфины не было детей, а у Елены от первого брака была дочь Валя Якубонис, которую бабушка Клавдия видела летом 1956 года в шестилетнем возрасте. Больше внучку она не видела в своём доме, только редкие фотографии. В большой комнате был пожар, обвалился потолок, а сами жили в другой небольшой комнате. Дочь Татьяна выйдет замуж за койнасского мужика, который был в разводе с первой женой, оставив ей сына. Мать с сестрой жили в большом двухэтажном доме с поветью, где была комната. Сначала жили на втором этаже, но потом, с появлением второй невестки в доме, перешли жить в комнату над поветью. Богданов Пётр Прокофьевич и его жена не ладили с родителями. В 28 лет Татьяна родила сына Ванюшу. Летом 1959 года ему было 8-9 месяцев.

    Сестра Анисья боялась брата и невестки, к нам приходила часто. Мы с ней обращались вежливо, с благодарностью улыбалась и вытирала бегущие по щекам слёзы. Она погибла зимой в конце 1964 года. Тихо шла по дороге и её сбила вечером машина, ребята из экспедиции её отвезли, ещё живую, к реке и сбросили в прорубь. Люди слышали её крики:

Помогите! Убивают!

    Но никто не откликнулся. Следы все укрыл снег, выпавший за ночь. Но Бог наказал их в будущем: Алексея парализовало в Ленинграде после 1980 года, а у Ивана (жена его из Койноса, жили в селе) старшая дочь Эльвира спилась, жену похоронит после 2000 года. Мать Петра, не пережив смерти дочери, вскоре умрёт. После смерти Петра Прокофьевича Татьяна перепишет дом и хозяйство на своего единственного сына Ваню, которому было около тридцати, а приехавшего пасынка из города, выгнала из дома. Елена со вторым мужем Борисом, после смерти матери, вернулась в родное село, оставив дочь в своей квартире, которая очень много пила водки. Елена построила новый дом по городскому типу на месте старого и жили с мужем тихо и счастливо, с высокомерием глядя на окружающих. После смерти мужа, стали одолевать болезни. Иногда приходил ненадолго племянник, так как дома мать больная, а ему 50 лет, не имевший ни жены, ни детей. Валя стала употреблять наркотики, влезая в долги, а отдавать нечем. Приехала к матери зимой в село, но Елена не пожалела дочь, а через день отправила в город. Ей пришлось заложить квартиру, в которой был пожар и нужно было делать ремонт. Через год Валя снова приехала к матери. Прожив три дня, вернулась ни с чем. Елена не стала помогать дочери. Так род лишился будущих наследников.

   Закончилось лето, я вернулась домой за день до школы. Третий и четвёртый классы ходили на занятия во вторую смену. Первые уроки были письменные, а потом — устные, но чаще занимались при лампах, которые стояли на подставках, прибитых к столбам. Альбину отправили в Шенгурск Архангельской области в школу-интернат, с матерью остались трое сыновей. Лишившись подруги, Люба теперь ко мне липла.

    В конце августа и в начале сентября прошли сильные дожди, вода в ручьях вышла из берегов. Почти всё население ждало пароход-буксира с баржами на пристанях, так как это была последняя осенняя навигация. А у меня порвался ботинок и в школу идти не в чем. Быстро надела лёгкую вельветовую куртку-пиджак брата и босиком по замёрзшей земле, прижимая ботинок к боку под курткой, побежала кружным путём к сапожнику. Он жил недалеко от фермы на втором этаже, а работал в избе на повети. Я поднялась по взвозу, прошла на повети к дверям. Открыв, тихо вошла и поздоровалась с ним. Я была здесь впервые, но он знал, конечно, чья я дочь. На меня смотрели внимательные глаза уставшего человека. Тихим голосом спросил:

Что у тебя?

Я протянула ботинок и смущённо сказала, что у меня нет денег.  Он кивнул на табуретку, увидев мои красные ноги, когда я села, прикрыл тёплой тряпкой. От тепла я незаметно впала в дремоту. Очнулась от прикосновения его руки. В глазах его была тоска, но слегка улыбнувшись мне сказал спокойно:

Скажи матери, что ботинки не подлежат больше ремонту. Пусть купит новые.

Спасибо Вам.

    Взяв ботинок, тихо вышла из комнаты. Домой бежала счастливой кружным путём. Зато в школу пойду обутой. Скоро наступит зима. Зимой, в конце года, зайдя в класс, увидела, что ребята кидают мой пенал друг другу, я села за парту и молчала. В классе наступила тишина, никто не ожидал такой реакции от меня. А у ребят пропал интерес, бросив пенал в мою сторону. Он ударился об парту. Я подняла его с пола. Внутри бушевало всё, увидев на пенале трещину. Положила его в парту. В классе хихикали, когда пришла учительница, с улыбкой наблюдали за мной. Люба молчала, она видела в моих глазах скрытую печаль, но сама боялась больше всего, а учительнице я ничего не сказала. Её дочь была в классе ябедой.

    Так шли дни, недели, месяцы и всё оставалось по-прежнему. Придя из школы домой, застала сестру Тамару, которая попросила меня проводить до фермы. Я быстро переоделась и мы вышли из дома. Отвязав лошадь, сели в сани и поехали. Около фермы она вновь просит проводить её за село. Я кивнула, не догадываясь, что сестре страшно ехать лесом одной. Около старой мельницы мне говорит:

Галька! Завтра же воскресенье и тебе не идти в школу, так поехали к нам в гости?

Согласна.

    Сумерки сгущались. Приехали в Кыссу в темноте, а Дий ждал около дома и начал со злостью кричать на жену, но увидев меня, что-то проворчал и поехал на конюшню. В новом доме сестры я была в первый раз. Согрели самовар и пили чай в молчании. От усталости я быстро уснула. Утром, попив чаю в передней комнате, сестра поставила на стол ручную швейную машинку.

Галька! Садись за машинку и сшей бока распашонки.

Она большая будет малышу.

    Сестра сжала свои руки и с мольбой глядела на меня. Так я впервые села шить на машинке, но большое желание и спокойствие дало свои результаты. Прострочив бока распашонки, отдала сестре, которая с удивлением сказала:

Ты лучше и ровнее шьёшь. У тебя есть способности.

    Она научила мотать шпульки, потом попросила ещё что-то прострочить. Время проходило незаметно, когда спохватились, было около трёх часов дня. Я собралась в дорогу, но провожать за село никто не пошёл. Шагала по дороге среди белого снега, которая вилась по замёрзшей реке. Пять километров одолела, зашла в Засулье в бабе Аксиньи. Она очень обрадовалась, напоила меня горячим чаем и проводила за село. Пока переходила реку, оборачивалась и махала бабе рукой. Недалеко от берега был поворот. Ещё раз оглянулась — небольшой тёмный силуэт был на месте. Шла лесом по дороге, боялась оглянуться назад. Сумерки надвигались быстро, слёзы бежали по щекам, намокли от слёз рукавички и они застыли от мороза, ресницы от слёз слипались. Но от следующих тёплых слёз немного оттаивали. Перейдя мост около старой мельницы стало легче на душе. Вскоре показались жилые дома и в окнах отражался яркий свет от керосиновых ламп. На улице было очень темно и я шла по дороге очень уставшая. Минула кладбище, а через дорогу — ветлечебницу, в которой не было ни огонька. Перешла мост, а проходя мимо фермы, слышала голоса доярок и видела тусклый свет в окошках. С трудом поднялась по ступенькам на крыльцо и, войдя в избу, мама аж ахнула. Скорее раздела меня и стала растирать моё лицо тёплой водой. Уснула в тёплой постели моментально. Утром идти в школу не надо, но уроки не сделаны. Коля, жалея сестру нарисовал в альбоме настенные часы с медведями и гирей на цепочке. Но в классе учительница тихо меня спросила:

Кто рисовал?

Коля.

Теперь будете рисовать животных. Выбирайте картинки из книги «Родная речь».

    Я быстро нарисовала чёрного козла простым карандашом и учительница поставила в альбоме пять, с удивлением сравнивая рисунки: в книге и мой. Мне хотелось доказать ей, что могу сделать лучше, но воодушевление пропало, так как она уже с улыбкой говорила с другим учеником.

     Растаял снег, река гудела от грохота льда. Каникулы кончились и мы снова пошли в школу. Люба позвала меня к себе домой. Поймав мой упрямый взгляд, сказала:

Дома никого нет.

     Мы находились в передней комнате, когда услышали стук палки. Обе застыли в ожидании. Кирилл вошёл в комнату, посмотрел на нас и сел на железную кровать. Палку поставил у двери. Как-то неловко, подняв штанину, снял протез с ноги и устало лёг на кровать. Я тихо ушла из дома, запомнив, что в доме платяной шкаф и деревянный диван были покрашены зелёной краской, в углу между окнами был низкий треугольный шкафчик для учебников, чёрный комод с ручками и стол возле дивана — всё это сделал хозяин своими руками, а две железные кровати — из магазина.

    В мае был урок труда. Девочкам велели принести материал, нитки с иголкой, ножницы. Ламп уже не зажигали — настали белые ночи. Одноклассницы шили из нового ситца, а я из кусков старого маминого платья. За один урок я больше всех сделала. Но девочки, из-за ненависти, разорвали на части мою работу. Я молча всё сложила в сумку и ушла домой. Назавтра принесла в класс готовый фартук, сшитый своими руками. Учительница похвалила и поставила пять. Многие не дошили, кто вообще иголку с ниткой не держал, только им не жалко истраченного ситца.

    Скоро закончился учебный год. Я перешла в четвёртый класс. На лето меня снова отправили на участок Неньга. Прожив там два месяца, я вернулась в село. В гости приехала тётка. Утром встали в пять часов и пошли с тёткой пешком в деревню Кысса за 15 километров. Шли берегом реки, а я по воде. Увидела дохлую рыбину длиной около 50 см, на боку чешуя с кожей слезла, обнажая красный бок. Хотела ногой прикоснуться, но от тёткиного крика выскочила на берег. Она ворчала:

Ещё заразу какую-нибудь подцепишь...

     Река обмелела. Перейти на другую сторону не составило никаких проблем, так как тётка знала все места. Очень устали. Не успели подойти к дому, как Дий наорал на нас. Дёрнув меня за руку, потянул к реке, где ждала лодка. Я не успела оглянуться на тётку. Переплыли реку, там ждала подвода: продавщица везла товар на участок. Мы поехали высоко в глубь леса. Бидончик с молоком был привязан к телеге сзади. Тамара с малышом на руках ждала на крылечке. Как только подвода остановилась, Дий отвязал бидон от телеги и пошёл к ручью, который бежал недалеко от дома. Поставил бидон в воду и привязал его к кусту. Тамара зашла в комнату, отдала мне Вовку, показала что и где лежит и уехала с мужем на работу. Плечо болело, но я терпела из-за Вовки, которому было без недели четыре месяца. С племянником виделась впервые. То и дело качала на руках, колыбельную пела и малыш тихо уснул. Положив в качалку, укрыла его. Осмотрелась. В комнате были: железная кровать, стол, стул и скамейка, на стене висели две полки, на отдельном шкафчике стояла электроплитка, там же лежали продукты. Пелёнок хороших нет: одни старые платья сестры и бабки Анны. Когда Вовка проснулся, напоила его сладким чаем. Потом пошла к ручью за молоком. Но в трёхлитровом бидончике была простокваша. Я его даже не отвязала от ветки. С Вовкой гуляла около дома, потом снова напоила его сладким чаем. Но малыш хотел есть, а кормить нечем. Он плакал от голода, а я от жалости к нему. Потом не выдержала, взяла его на руки и пошла в столовую, где в буфете видела небольшие баночки сухого молока. Там двум женщинам объяснила суть дела, прижимая к груди плачущего ребёнка и вытирая свои слёзы.

Дайте, пожалуйста, баночку сухого молока, а деньги Тамара принесёт...

     Продавщицы сжалились. Одна баночку подала, а другая сунула в руку два больших пончика. Я быстрее вернулась домой, поставила в ковшике воду. Когда вода вскипела, приготовила молоко. Вот тогда я благодарила тётю Нюру. Остудив готовое молоко, дала охрипшему Вовке. Он ел с жадностью, а потом уснул. Я постирала его пелёнки в тёплой воде мелкого ручья и развесила, чтоб скорее высохли на солнце. Он проспал больше двух часов. Тамара вошла в комнату и я стала ей рассказывать. Но она тихо сказала:

Я всё знаю, но Вовку надо разбудить, а то ночью не будет спать.

Он скоро сам проснётся.

Тут вошёл Дий и грубым голосом разбудил Вовку. Я взяла его на руки и обратилась к сестре:

Тамара. Покупай ему сухое молоко. Две баночки ему хватит на три дня.

     Она в ответ кивнула, чем разозлила мужа. Больше проблем с молоком у меня не было. За месяц малыш подрос, больше цепляясь за меня, чем за мать. За неделю до моего отъезда, Тамара пошла со мной на второй этаж, там была одна комната, где сидела продавщица, разложив на столе детский сарафан и халатик. Они стали на мне примерять: сарафан белый в мелкий зелёный горошек, отрезной в талии с воланом по низу подола, но он был мне длинный. Бордовый халатик в мелкие синие колокольчики был чуть ниже колен и он мне очень понравился. Я спросила сестру:

Это всё мне?

Нет, только одну вещь.

Я указала на халат. Тамара была против.

Он через год будет тебе мал.

Тогда мне ничего не надо.

Я направилась к двери. Продавщица молчала. Халат Тамара купила.

Назавтра, постирав пелёнки, я тихо подошла к двери комнаты. Дий кричал на жену:

Ты потакаешь ей во всём. Молоко деньги стоит, а халат на рубль дороже!

     От обиды вышла на улицу, не зная куда деться. Жадность его не знала предела во всём. Пропивает больше, а мне пожалел лишний рубль. За столом не брала лишний ломтик хлеба, больше молчала в доме, а когда они были на работе к еде не притрагивалась. Дни считала до отъезда. Всё время уделяла малышу, жалела сестру, но его ненавидела ещё больше. На участке из детей были только мы: я с Вовкой. Днём ходила вблизи дома, держа малыша на руках, а когда он спал, вновь стирала пелёнки, чтобы сестре легче было. За месяц многое узнала: о семейной жизни сестры и других, но ни с кем и ни о чём не говорила. Когда меня отправили домой, с облегчением вздохнула от радости.

     В нашем краю, дерез дорогу от дома, в полном разгаре шло строительство частных домов. У одних было несколько венцов, а другие стояли уже под крышей. Между домами был широкий промежуток и строили их по-разному. Дядя Коля, брат Таси, построил дом в третьем ряду и наши окна глядели в их окна. Здесь я познакомилась с ним и его семьёй. Они спешили отделать одну комнату до больших холодов и перейти в свой дом. Я до обеда часто приходила к ним, помогала выносить стружку. Он и тётя Шура приветливо меня встречали, всегда что-то приносили с собой из еды, перед обедом угощали. Я краснела, тогда садились есть все вместе. Николай был хорошим плотником, столяром и работа в его руках быстро продвигалась. Уже были вставлены рамы, двери в комнатах и в коридоре, крылечко небольшое в четыре ступеньки. Скоро сложили русскую печь, были покрашены окна, двери белой краской, а пол — тёмно-коричневой. Когда перешли жить, то Витя и Вася очень ко мне привязались. Часто оставляли меня с детьми в доме, а сами ходили в гости.

       В семье было всё по-прежнему, но я стала замечать, что мама больше обращалась к брату, но делала вид будто ничего не заметила. На дворе зима в полном разгаре. После Нового года был обмен денег: 1 рубль — 10 копеек, 50 копеек — 5 копеек. Три и две копейки остались по-старому. Мама отправила меня в воскресенье в няньки к тёте Лизе Ждановой (Ларионовой по мужу). Родители построили ей дом рядом с конюшней, где мама работала. Жила с двухлетним сыном в одной комнате, а две других внутри были не отделаны, хотя полы и потолки заложены досками, а рамы вставлены временно. День играла с мальчиком, а к вечеру вернулась Лиза. Когда я собралась уходить, то она вложила в мою руку 5 копеек. Монета была новой и блестела при свете своей желтизной. Я сказала ей «Спасибо», вышла на улицу и побежала домой. Радость переполняла моё сердце, впервые заплатили деньгами, несчитая еды за мою работу. Дома подумала: в кино сходить или купить карандаш и ластик? Выбрала второе, так как с братом надо делиться. На праздники и на каникулах я всегда была у кого-нибудь в няньках, даже на выходные звали. Все обращались к маме за помощью, и она отправляла меня. Я всё больше и больше отвыкала от неё и брата. А с Любой перестала говорить о её семье. И она не рассказывала мне, что творится в их доме.

 

                                                                                                                       ...продолжение следует...

 

Категория: Книги Медведевой Галины Николаевны | Добавил: Markizov (30.11.2010)
Просмотров: 592 | Рейтинг: 2.7/3
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Вход на сайт
Поиск

Copyright MyCorp © 2024
Сайт создан в системе uCoz