Без срока давности

Дом Николая Дмитриевича Медведева стоит ближе к околице села Хоромное. Окраина утопает в летней зелени, дышит­ся там легко и привольно. Хозяин, несмот­ря на солидарный свой возраст, легок в движениях, энергичен. Не без гордости показывает своё хозяйство, где всё — от постройки самого дома, ладно смастерен­ной мебели до обустройства множества приспособлений, механизмов, инстру­ментов, которые служат незаменимым подспорьем сельскому труженику в мирных его делах, — сделано его руками.

Николай Дмитриевич обстоятельно рас­сказывает йотом, какие особенные ульи для пчел — биостаторы — сумел соорудить по чертежам. Поясняет: срок садовой клубни­ки отошел, но он успел и себе вдоволь из нее варенье запасти, и товарищу...

И пока мы обо всем этом житейском бесе­дуем, я невольно любуюсь жизненной энер­гией, которая исходит от нового моего знако­мого, все больше проникаюсь уважением к человеку непростой и такой яркой судьбы.

«ЕСЛИ ЗАВТРА - В ПОХОД...»

Дмитрий Иовлевич Медведев, уро­женец села Соловьевка, у нас в районе был человеком известным. Участник гражданской войны, он активно взялся за переустройство крестьянской жизни на новый лад. Такие, как он, становят­ся лидерами, ведут за собой других. Не случайно односельчане избирают его председателем исполкома Соловьевского сельсовета, затем — Каменскохуторского. Вот и в районе отметили деловые качества Медведева, его целеус­тремленность, пригласив на работу в качестве секретаря райисполкома.

— Отец отличался внутренней дис­циплинированностью, — вспоминает Николай Дмитриевич. — Вскоре мы пе­реехали в Климове, где он сразу же включился в работу. Мама — Матрена Никифоровна — осталась домохозяй­кой: нас, детей, у родителей было пяте­ро, забот у нее хватало чтобы и накор­мить, и обстирать...

— Каких-то особых условий, приви­легий у семей партийных и советских ра­ботников в ту пору быть не могло. На­против, отец постоянно приучал нас к мысли: человека кормят его руки и яс­ная голова.

Вот почему после окончания нами шестого класса он направил меня и моего брата-двойняшку Гришу в Москву, где толь­ко что открылось ремес­ленное училище. Да вот незадача: брата на учебу приняли, а меня — нет. Сказали, мол, мелковат еще. Нагрузки будут боль­шие, так что придется пока повременить, дома сил поднабраться...

В Климове, попав под обаяние повести Аркадия Гайдара «Тимур и его ко­манда», мы, семеро при­ятелей, по образу и подо­бию книжных героев созда­ли свой отряд. В нем каж­дый получил условное имя. Были у нас — Ян Жижка, Ян Шустрый... мне дали имя — Ян Плотник.

По первому зову стар­шего мы должны были со­бираться, «учиться» воен­ному делу, подчиняться дисциплине. Тогда в по­селке у мальчишек в боль­шой моде стало увлече­ние стрельбой из само­дельных пистолетиков — самопалов, где в качестве пороха использовали серу изспичек... Палили вовсю, несмотря на запреты старших... Как и все, мы жили с уверенностью: «если завтра война, если завтра — в поход», без нас дело не обойдется.

Так продолжалось не­долго: мальчишеские ув­лечения остались позади, когда по радио объявили — враг напал на нашу страну, началась война...

— Помню, как в нашу квартиру (по нынешней улице Коммунистической) то и дело заходили к отцу его коллеги — Половинко, Жоров, Фурма­нов. Они долго секретни­чали, беседовали. Как я понял потом, — вспоми­нает Н.Д. Медведев, — об­суждались кандидатуры надежных, проверенных людей, которым предсто­яло впоследствии созда­вать партизанский отряд, войти в состав подполь­ных групп для борьбы с фашистами в тылу — враг на первых порах одерживал верх, всё ближе под­ступал к нашим краям. Отпор ему готовились дать повсеместно.

— Вскоре отец принял решение отправить семью в Соловьевку, где жила его мама, моя бабушка.

— Вам будет там удоб­нее, а мне — спокойнее, — так он объяснил, оставаясь работать в Климове вплоть до прихода оккупантов.

ОПАСНОСТЬ -ВОКРУГ...

С приходом гитлеров­цев обстановка круто из­менилась. В Соловьевке создается полицейский гарнизон в количестве сорока человек. Кого-то из местных принудили, заставили служить окку­пантам. Нашлись и такие, кто добровольно готов был стать на путь преда­тельства. Вот от таковых и шла угроза тем, кто слыл активистом, их се­мьям, как и семьям тех, чьи мужья, дети сража­лись с врагом в рядах Красной Армии.

— К этому времени отец также перебрался в Соловьевку, — вспоминает Ни­колай Дмитриевич, —быть на виду он не мог, слиш­ком был известен. Поэто­му некоторое время вы­нужден был скрываться на чердаке вместе с председа­телем исполкома Каменскохуторского сельского совета Тимофеем Павло­вичем Воропаевым. Затем оба ушли в лес. И долгое время мы об отце ничего не знали — он вошел в со­став формировавшегося партизанского отряда.

Тут надо уточнить: со­вершенно случайно — проговорилась одной из соседок жена старосты — отец узнал: нашелся пре­датель, который составил подробные списки сельс­ких активистов — жите­лей Хоромного и Соловьевки, их семей, и предос­тавил данные в полицию.

— Скоро над этими красными и всеми их семействами расправа случится, - вещала старостиха. Но прежде справедливая кара ждала самого предателя — народные мстители авнесли справедливый приговор — епзнив иуду.

После этого случая оставаться на виду у всех Медведевым, как и семьям других патриотов, стало и вовсе небезопасно.

- Идти жить к родне мы не могли, з Объясняет Николай Дмитриевич, - в случае, если там нас найдут, а с обысками шли прежде всего к родственникам семей активистов — их самих ждала казнь, а жилища их сжигали. Причём мама, сёстры, братишка Вася и я укрывались у односельчан, пологаясь на интуицию, часто не зная друг о друге вовсе ничего. Было голодно, опасность подстрекала на каждом шагу. Какое-то время нам это сходило с рук... Никто на нас не донёс, не выдал...

В РУКАХ ВРАГОВ

На ту пору Николаю Медведеву исполнилось 13 лет. Совсем ещё мальчишка. Но это на наш нынешний взгляд, из мирного времени. Оккупанты же чуяли и в таких вот подростках угрозу для себя. Потому опасались всех и были горазды на расправу.

— Вскоре вынужденное бродяжничество дало о себе знать, — рассказывает собеседник. — Меня одоле­ли вши, заели вчистую. И я, превозмогая опасность, пробрался огородами к дому бабушки — надо было взять другую одежду, заме­нить негодную, — вспоми­нает Медведев.

— Постучал в дверь, меня не слышат. Я вынуж­ден был пробраться к окну... и тут меня окликну­ли: — Стой! Ни с места! Ог­лянулся — подходят двое полицаев. Они как из зем­ли выросли, видимо, кара­улили неподалеку.

— Где мать скрывается? Где брат? Где сестры?

— Не знаю, — был у меня один ответ.

Тут-то меня и огрели шомполом по спине: раз-другой... От боли в глазах потемнело.

— Становись к стене, тут тебя и расстреля­ем, — в голосах их слышу угрозу. На меня наставили оружие. — Раз, два, три! Ска­жешь?

— Не знаю, - гну свое.

— Отведем тебя в учас­ток, потом свезём в Климо­ве в управу — там уже тебе язык точно развяжут. Куда ты денешься! — так нагло, с издевкой мне обещают.

Словом, выслужились, выследили...

— Полицаи привели меня в зда­ние школы, где и обосновался их гарнизон. Там уже находились под стражей двое мужчин, мне неизвестных, и Прасковья Хижная, предсе­датель правления сельпо, которую все в округе уважали за её принципи­альность и отвагу, — вспоминает Медведев.

— Мы молча ждали своей участи.

Смеркалось. Я попросился в туалет, до которого надо было пересечь изряд­ное расстояние через весь школьный двор. Мой конвоир за мной не пошёл, а стал на крыльце дожидаться. В это самое время из дома напротив вышла женщина, Прасковья Пугачева, которую полицаи застави­ли служить уборщицей. Поравнявшись со мной, она тихо так, но явственно мне шепнула: — Коля, я видела расстрельный список. Ты — в нём. Понял?

И пошла к зданию школы. Как такое не понять? Я оглянул­ся. Вижу — к школе подъезжают немцы — привезли продукты, ору­жие. Их выбежали встречать поли­цаи — тут начались объятия. Одновременно с этим старостиха принесла гостинцы — сумку яблок. И мой конвоир принялся в сумке той рыться, выбирая спелые плоды. На какой-то момент я оказался как бы вне общего внимания. Мешкать было нельзя, и я решился — бросился в сторону. Перепрыгнул через штакет­ник цветника, но зацепился и упал. Оглянулся — вижу: в мою сторону бе­гут двое полицаев. Так уж выпало на моё счастье, что в нескольких шагах от школьной территории начинались заросли спелой конопли, высокие рас­тения стояли стеной. И я успел шмыг­нуть в них.

Пробираюсь, делаю лазейку и тут же поправляю коноплю сзади, что­бы след не оставался. Вдруг вослед раздались выстрелы. Я вынужден был лечь, чтобы пули не задели меня. И полз дальше. Тогда я испытал такой страх, пе­режил такой ужас, которого в жизни больше испытывать не доводилось. Поверьте, волосы у меня на голове поднялись. Наверное, в такие вот мгновения люди и седеют. Пронзила мысль: а что стоит врагам оцепить весь участок конопли, хотя он и не мал — идет до края села? Рано или поздно меня схватят, начнут пы­тать, резать по живому и солью посы­пать, чтобы дольше мучился... Именно так, явственно и живо, подросток представил свою кончи­ну, наслышался ранее о зверствах, чинимых фашистами. И всё же с упорством, преодоле­вая страх, продолжал пробираться вперед — будь что будет!...

...Николай Дмитриевич так под­робно, живо и четко описывает подробности тех страшных для него ча­сов и минут, что понимаешь: воспо­минания оставили след в его душе навсегда, настолько близок он был тогда к своему смертному часу...

В ПОИСКАХ ВЫХОДА...

— Уже почти совсем стемнело, когда я добрался наконец до края поля, — продолжает монолог Мед­ведев. — А когда выглянул, обнаружил: навстречу, со стороны луга, идёт ка­кой-то мужчина. К нему подъезжает верховой, о чем-то спрашивает. Тот разводит руками.

— Не иначе обо мне ведут беседу, - подумал тогда. — Дескать, не встречал ли путник по пути маль­чишку?

Пришлось беглецу снова заби­раться вглубь зарослей. И уже толь­ко ночью рискнул окончательно уходить, в сторону поселка Револю­ции. Там жили дальние родственни­ки — Криворотько. У них и дождал­ся рассвета. Там его накормили, уло­жили спать. Но едва взошло солнце, подняли с постели:

— Тебе у нас оставаться опасно, могут и сюда заглянуть. А если най­дут, нам всем несдобровать. Ты вот что, пробирайся в Шуманиху. Там тоже есть наша родня, а поселок от­даленный — есть где спрятаться, — был дан совет.

— Делать нечего — ему следую, — вспоминает Медведев. — По пути слышу: где-то вблизи стреляют. — Никак меня обнаружили? — пер­вая мысль была. — На мне синие брюки, заметные, и иду без фураж­ки, что на ту пору было редкостью. Следовательно, выследили?... Страх он таков, если проник в тебя, сразу от него не избавишься... При­шлось снова прятаться, пережи­дать. К счастью, все обошлось.

...В Шуманихе подросток нашел надежное укрытие и поддержку. Он по сей день помнит людей, укрывавших его с риском для себя: Елену Ивановну Медведеву, Солоху Мазе­па, Самосват... Хранит великую к ним благодарность.

— Я работал в семье Самосват, которая перебралась в Шуманиху из Нового Ропска, — вспоминает Медведев, — жил у них на равных правах. Кроме меня, в семье у жен­щины были трое родных дочерей и сын — тоже Николай.

— ...А в ноябре, когда похолода­ло, меня отыскал мой младший братишка, Василий.

— Вот что я слышал — в нашем лесу где-то базируется отряд парти­зан. — Давай мы их разыщем, сколь­ко можно прятаться?

Николай живо поддержал брата:

— А что? Будем искать — найдем.

Вместе добрались до тети Марфы, родственницы, попросили у нее хлеба. Засунув краюху за пазуху, двинули куда глаза глядят. Авось, повезет....

«ТЕПЕРЬ-ТО МЫ ЗАЖИВЕМ»

Бродили ребята долго, выбирая те лесные тропки, что, по их мнению, были менее заметны. В конце кон­цов, основательно устав и измучившись, набрели на останки жилищ — лишь печные трубы обозначали, что там некогда жили люди. Но те давно покинули свой лесной поселок Вересы — так он назывался.

У колодца присели было отдох­нуть, как заметили: от основания сруба и дальше в лес тянется след, какой оставляет после себя вода из наполненного ведра.

— Кто-то же был здесь недавно, — решили братья. — Так может быть это и есть партизаны? — вернулась к ним утраченная было надежда.

По следу прошли немного и за­метили в лощине двух мужчин, ко­торые на плечах несли жердину-сухостоину.

— Сразу себя не выдадим, а узна­ем, что это за люди и куда идут, — смекнули оба.

Крадучись, стараясь не обнару­жить себя, стали пробираться сосня­ком, следуя за мужчинами.

— Стой, хлопцы, кто такие? — не­громкий оклик застал их врасплох. Перед ними возник парень с оружи­ем в руках.

— Да мы случайно здесь. Лошадь ищем, сбежала, — растерялись братья.

— Что вы это придумали, какая тут может быть лошадь? А ну-ка признавайтесь, зачем оказались здесь?

— Дяденька, а я вас знаю — вы в Климове в милиции работали, — нашелся Николай. Вспомнив, что ви­дел встречного когда-то.

— Верно. А вы кто такие будете? Все говорите начистоту...

Часовой, действительно, парти­зан, — доставил ребят в лагерь к начальнику штаба. Тот еще раз осно­вательно расспросил их и вызвал командира разведки.

— Что скажешь, нужны тебе та­кие вот орлы?

— Вот такие как раз и нужны, — последовал ответ. — Будем ставить на довольствие.

— Нас повели к себе, — продол­жает Медведев, — мы видели землян­ки — их шесть, на каждый взвод. Разведвзвод дислоцируется отдельно. В землянке — вход из бревен, внутри устроены нары, есть печка...

— Вскоре нас накормили. Повар Мария Кучерявая, родом из Хоромного, подала в мисках картошечку с гусятиной — вкуснотища небывалая! Мы оба ведь давно ничего подобно­го не ели.

— Теперь, брат, мы с тобой за­живем! — переглянулись ребята. — Дяденьки, — обратились к бойцам, — мы будем у вас все делать: дрова колоть, воду носить, всё что надо — только оставьте в отряде.

НАРАВНЕ СО ВЗРОСЛЫМИ

Им определили другую роль. Парти­заны остро нуждались в конкретных сведениях относительно обстановки, складывающейся окрест. Кому, как не мальчишкам, удобнее всего побывать в стане врага, оценить их силы и возмож­ности?! На ребят ведь внимания мень­ше оказывают. Так Медведевы и оста­лись в разведроте отряда имени Щорса. Но прежде ребят познакомили с винтовкой, в пустой землянке устрои­ли проверку на меткость стрельбы. Ее ребята выдержали.

— Вот вам первое задание, — мол­вил командир. —Доберетесь до Челхова, выясните — сколько человек охраняют там мост через Трубеж, уз­найте, когда меняются посты. С со­бой захватите оружие, чтобы вам было спокойнее.

— Мы тогда и не подумали, а за­чем нам эти винтовки-обрезы? Ведь смертельной опасности тем самым себя подвергаем.

Но до Челхова дошли без приклю­чений. Зашли в крайний дом, в нём была одна женщина. Она кое-что от­ветила на наши расспросы, а потом посоветовала: вы бы сходили к сапожнику, тот неподалеку живет, к нему многие ходят, и он многое знает.

Нашли его дом, заходим.

— Что это вы такие малые, а с оружием расхаживаете? — встретил нас вопросом сапожник.

— Мы — партизаны, — отвечаем. — А сведения нам вот такие нужны...

— Ничего не знаю и ничего не ска­жу, — прервал нас мужчина. — Я только и делаю, что ремонтирую обувь, нигде не бываю.

 Поняли оба: человек напуган смертельно, и нам дальше расспрашивать его бесполезно. Повернулись и ушли. Сведения добывали у других. На обратном пути дважды приме­тили: кто-то вроде как сзади мимо про­шел. Оглядываемся — вроде никого нет. Значит, показалось?

Но вот и отряд. Откликаемся на пароль часового и идем в землянку. Командир спит, мы будим его, док­ладываем о выполнении задания.

Тот выслушивает и укладывает нас спать. Уже засыпая, слышим: кто-то из бойцов тихонько поясняет коман­диру о том, как мы выполняли задание, как вели себя. Значит, нас прикрывали на вся­кий случай, — подумалось. — А мо­жет, проверяли?

— ...Вскоре мы приняли присягу, встали в единый боевой строй народ­ных мстителей вместе со взрослыми: наша задача — бывать в окрестных се­лах, уточнять обстановку на местах. Справляемся, — в голосе Николая Дмитриевича слышу будничные нот­ки. Словно речь идёт не о боевой об­становке, а о чем-то повседневном.

КУРС-НА УКРАИНУ...

Федор Лысенко, командир отря­да, запомнился Медведеву как чело­век замечательный — исключитель­но заботливый, толковый, но и требовательный. Он формировал парти­занскую боевую единицу из числа красноармейцев, отставших при от­ступлении от своих частей, из числа местных жителей-патриотов, гото­вых не щадить жизнь в борьбе с не­навистным врагом. А вот при сборе сведений о бойцах случались у него и проколы.

...Зимой с продуктами стало на­много сложнее. Иногда забивали во­лов, лошадей. Но часто приходилось терпеть голод. Да и обстановка вок­руг становилась всё более сложной, создавалось ощущение, что сжимается вражеское кольцо.

— Однажды вечером отряд подня­ли по тревоге, — рассказывает Н. Д. Медведев. — Нас выстроили повзводно. Из штабной землянки вывели командира разведки. Он не смотрел в нашу сторону, щеки его горели.

Был зачитан приказ: по законам военного времени бывший коман­дир разведки, вставший на путь пре­дательства, карается смертной каз­нью. Его поставили на колени, про­гремел выстрел...

— Как выяснилось, житель Чурович Первой, находившийся по зада­нию партизан в стане врага, выведал в гарнизоне полиции, что сведения о нашем отряде поступают туда от ... командира разведки. Получилось, что офицер, попав в плен к немцам, был завербован ими и внедрен к партизанам, чтобы стать осведоми­телем, — поясняет Медведев. — Тот признался в этом на допросе. Пере­жить такое предательство было для всех нас непросто.

— ...Мы разошлись. И тут же вновь были подняты по тревоге. Оставать­ся на прежнем месте означало под­вергать себя смертельному риску. И в ночь, проваливаясь по пояс в глу­боком снегу, захватив оружие и толь­ко самое необходимое, берем курс в сторону соседних украинских лесов — на Гулыно. Переход был тяжелым, но обошлось без потерь.

На новом месте ждали нас зара­нее обустроенные землянки, налаженный быт... Отряд вновь был готов приступить к боевым операциям против окку­пантов.

СМЕЛОСТЬ ГОРОДА БЕРЕТ

— Что особенно запомнилось партизану Медведеву на боевом пути? — не мог не задать собеседни­ку такой вопрос.

— Много позже, когда наш отряд после переформирования влился в соединение А. Ф. Федорова, и я был назначен рядовым первого взвода — минометчиком, вторым номером, партизаны проводили массированное наступление на городок Брагин. Бой был очень тяжелым, только наш от­ряд потерял в нем 60 бойцов.

Мой первый номер — Стефаненко — едва успевал подавать команду: — Мины, Коля, мины давай... И они ложились в цель, поражая фашистов.

Серьезные потери были и в отря­де Ковпака, который также участво­вал в бою.

— Он стал последним и для моего командира взвода Григория Сентяя. Уроженец Хоромного, Гриша был всеобщим любимцем, человеком энергичным, легким на подъем. Сентяй был тяжело ранен и скон­чался от потери крови, — вспомина­ет ветеран.

Враг в итоге был разбит, что спо­собствовало конечному успеху всей боевой операции.

Были и другие ожесточенные пря­мые стычки с врагом, когда партизанам предстояло проявить себя умелыми, храбрыми бойцами.

...Устроив засаду в лесу между Соловьевкой и Каменским Хутором, народные мстители разбили отряд гитлеровцев и полицаев, взяв в плен немецкого солдата. В том бою пал смертью храбрых отважный пулеметчик Тимофей Воропаев, близкий друг Дмитрия Иовлевича Медведева.

...Вспоминаются моему собеседнику и другие эпизоды, когда от партизан требовалось показать не только свою смелость, но и находчивость. Такая возможность представилась при захвате Соловьевского гарнизо­на полиции. Партизаны, раздобыв часть обмундирования германской армии, переоделись и под видом проверяющих из Климове нагрянули в Соловьевку. Комиссар Ковтун неплохо владел немецким языком, и в гарни­зоне всё приняли за чистую монету.

— Какие у вас проблемы? — спро­сил полицаев «проверяющий». Получив ответ, попросил хозяев поставить оружие у стены, а самим встать в строй. Те послушно исполнили приказ. В это время отсутствовавший ра­нее командир гарнизона наткнулся на партизан, притаившихся в засаде. Огородами он ушел к гарнизону и за­метил здесь «немецкого командира».

— Господин офицер, тревога, ря­дом — партизаны, — успел доложить полицай. Тут же он был схвачен. И так как давно был известен своей жестокостью по отношению к мирно­му населению, зверством, отличался редким холуйством, был казнен перед строем опешивших полицаев. В свою очередь партизаны поста­новили: желающие из числа поли­цейских могут встать в ряды народных мстителей, а те, кто выполнял приказы под угрозой оружия, воль­ны разойтись по домам, чтобы в даль­нейшем не служить врагу. «Соловьевский гарнизон перестал существо­вать» — так об этом эпизоде вспоминает бывший партизан Медведев.

...Надо непременно уточнить: со временем, когда соединение Федорова, вобрало в себя многие другие отряды, встретились и вместе сража­лись с оккупантами Медведевы — отец, мать, их дети — Николай и Ва­силий, который, в частности, был на­значен связным при штабе.

— Для мамы, брата и меня война закончилась в Полесье, — рассказы­вает Николай Дмитриевич. — Посту­пил приказ из Москвы вывезти тяже­лораненых, больных, женщин и де­тей, подростков с места боевых дей­ствий на Большую землю. Самоле­том нас и доставили в столицу.

НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ

Годы немыслимых тягот, страда­ний, лишений, жизнь на пределе нервного срыва рядом со смертью наложили свой отпечаток и на здоровье Николая Медведева. Врачи на­шли у него ревматизм ног и определили на лечение в госпиталь. Долго там он не задержался: с матерью и братом его направили в один из колхозов в Татарстан, под Казанью. За ними закрепили лошадей — приходилось возить лес для строи­тельства. Когда советские войска выбили фашистов из Брянщины, пришел вызов через военкомат. И Медведе­вы вернулись в родную Соловьевку.

Наряду с учебой в школе братья работали в колхозе: пахали, сеяли, косили... Семья, которую мы с полным пра­вом называем партизанской, воссо­единилась только после Победы, когда вернулся с войны отец, сражавшийся с фашистами в составе со­единения Федорова. Вместе с ним несла боевую вахту и мать. Брат-близнец Николая Григорий все эти годы работал на военном заводе в Куйбышеве (после — Самара), ко­вал оружие для фронта, заменив ушедших на фронт взрослых масте­ров. Уцелели и сестры — Надежда и Валентина.

Но в 1947 году подошел срок Ни­колаю служить в армии. И он, обучившись в полку на механика приборно-кислородного оборудования, вновь с честью выполнял свой долг перед Родиной.

В мирной жизни ему довелось пе­ред этим по направлению работать агентом по госпоставкам в Каменс­ком Хуторе. А затем, после армейс­кой службы, Николай Дмитриевич закончил в Злынке школу механизаторов широкого профиля, и его на­правляют работать в колхоз имени Костычева в Казахстан для подъема целинных и залежных земель. Как и всегда, Медведев — на переднем крае. Тому свидетельство — Знак ЦК ВЛКСМ «За освоение новых зе­мель». Его представляют к ордену... Но излома идут телеграммы от отца: «Приезжай, надо строиться», и Николай Дмитриевич возвращается в родные края.

Здесь он поступает на курсы учи­телей при Новозыбковском пединституте. Закончив учебу, начинает своей трудовой путь на новом для себя поприще — в качестве учителя трудового обучения и физкультуры Хороменской школы. Вместе с ним идет по жизни супруга — Евдокия Владимировна — учитель начальных классов той же школы.

Николай Дмитриевич находит здесь своё призвание, посвятив учительству более четверти века.

В Хоромном после войны работал в должности председателя колхоза и его отец — Дмитрий Иовлевич. В ка­честве тракториста долгое время тру­дился тут и его брат Василий.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Время никому не делает поблажек. Одиннадцать лет назад ушла из жиз­ни Евдокия Владимировна. Давно за­кончили свой земной путь его роди­тели. Не стало и Василия Медведева, а нынешней весной Николай Дмит­риевич получил горькое известие о кончине брата-близнеца Григория.

Николай Дмитриевич стоически переносит удары, увы, для нас неизбежные. Он по-прежнему увлечен своими насущными заботами, кото­рых у сельского жителя — пруд пру­ди. К нему, как и раньше, идут одно­сельчане за помощью. Кому-то тре­буется развести пилу, другому — от­бить косу. А еще в Хоромном знают: мало кто так разбирается в часовом механизме, как Медведев. Каких только часов не увидишь в его доме — они тут и современных марок, и вовсе редкие — мастер никому не от­кажет, докопается до истины и на­ладит.

А еще ремонтирует швейные ма­шинки любых конструкций. Если потребуется — возьмется и сошьет что-то из вещей. А ещё... Впрочем, читатель понял и так: на селе живет интересный, трудолюбивый человек, который в ладу со своей совестью, со своими принципами.

Огорчается только, что из села уезжает молодежь. Что утрачивает­ся, по его мнению, ценность общественного труда. Сожалеет, конечно, что родные ему люди разъехались-разбежались. Сестра Надежда живет в Москве, другая — Валентина — в Кировограде, на Украине. Там же, на Украине, обосновалась с семьей дочь, тоже Валентина. В Белоруссии — сын Владимир. Вроде как уезжали рабо­тать по родной стране, а вышло — в соседние. Впрочем, для Николая Дмитриевича все эти края — близкие и дорогие. Ведь на этой земле сражались с врагом его товарищи, поливая их священной своей кровью. В боевом строю шел вместе с ними и Николай Медведев.

Его память о боевом прошлом, о боевых товарищах срока давности не имеет. И тем, кто приходит на смену ветеранам, не пристало забывать ка­кие испытания, муки и страдания выпали на долю военного поколения. Для людей той поры и один про­житый день представлялся великим сроком.

Какое же это счастье, что и сегод­ня с нами пребывают в добром здравии те, кто не склонил головы перед грозным врагом, кто выстрадал нашу Победу! Они, ветераны войны, продолжают служить примером беззаветной любви к Отечеству, верно­сти своему долгу перед Родиной.

Долгих лет Вам, Николай Дмит­риевич! Мира, здоровья и крепости духа!

                                                                                                                29.06.2013, Александр Ковалевский.